Эксклюзивное интервью о хороших и плохих книгах и о судьбе русских авторов. С ярким представителем национальной литературы Андреем Рубановым, презентовавшим недавно в Сергиевом Посаде роман-сказку «Финист-Ясный сокол», мы говорили о современных авторах и обществе.
— Почему в России стало немодно быть дураком и не читать?
— А кто вам сказал, что читают много? Мне всегда казалось, что читали мало. Даже в Советском Союзе. Кроме меня, в классе читали одна девочка и один мальчик. Сейчас торжество видеоконтента — сериал смотреть приятнее. Плюс интернет — особый тип мышления, родившийся в эпоху информационной революции.
— У меня обратный пример из жизни. Знакомая. 18 лет. Из глухой деревни. Муштрует своих друзей и подруг, мол, читайте, развивайтесь, не будьте овощами…
— Правильно. Мы говорим на языке, который придумали Пушкин и Державин. Этот язык не возник сам по себе. Чем меньше человек читает, тем хуже он говорит. Чем больше он читает в детстве и юности — тем лучше он разговаривает. Приучать к чтению — это работа. Нужно приложить усилия для того, чтобы приучить человека к чтению. Нельзя дать ему книгу и сказать: «На, почитай!»
— А писателей откуда столько взялось, если читателей нет? Я лично знаю десяток. Из них 9 публиковались за свой счёт.
— То, что у нас писателей больше, чем читателей — это так. На Прозе.ру у нас сколько пишут? Тысяч 10-15? Вот это и есть круг писателей. Писателем быть престижно. Не в финансовом плане. Кто-то хочет славы, кто-то красоваться. Я, например, ненавижу это всё — я деньги люблю. Разочарован был, что в литературе нет денег. Но какие-то опции люди получают. В обществе считают, что писатель — это умник. А умником быть престижно.
— Писатели — они как хирурги: хорошие пишутся через «и», плохие через «е». Кто и что для вас хороший писатель?
— Кто не врёт, тот хороший. А кто врёт — тот плохой. Очень много людей пишут о том, о чём понятия не имеют. Например, Акунин — типичный пример кабинетного сочинителя. Я беллетристов и сочинителей ругаю за то, что высасывают из пальца. Ты не был в тюрьме никогда, но почему-то пишешь о тюрьме. Ты не пиши, ты ведь наврёшь!
— А как же икона русского шансона Михаил Круг?
— С песнями проще. Мне возражают — Высоцкий на Эльбрусе не был, на самолёте не летал, а про альпинистов и лётчиков гениальные песни сочинил. Но в песенном формате проще — ты три куплета сделал, и этого хватило, чтобы передать эмоцию. А когда пишешь большой текст — где-нибудь да проколешься.
— Фамилии в студию!
— У кого есть уникальный жизненный опыт, тот не врёт. Вам не нужно, чтобы на стенах висели одинаковые картины. Нужны разные, с индивидуальным уникальным стилем. Если тебе удаётся внести новизну. Вот, предположим, у меня есть книжка про тюрьму (самая первая). Я был не дурак — взял прочитал все книжки про тюрьму, которые существуют. Их немного. Даниил Андреев — «Розу мира» сочинил. Почитайте, с ума сойдёте!
— Можно сказать, что тюрьма была отправной точкой для писателя Рубанова?
— Да, можно и так сказать.
— А можете, как Лимонов, сказать, что каждому человеку нужно «посидеть»?
— Это, по моему, Ганди сказал первым. Но это сильно сказано и это, конечно, чепуха. Знаменитый спор Солженицына и Шаламова: Шаламов считал, что тюремный опыт человека разрушает, а Солженицын — напротив, что через это пройти надо. Каждый сам переваривает для себя этот опыт. У меня нет ответа — освежает это тебя или губит. Лимонов, который сказал, что это были «лучшие годы в жизни»… он, конечно, любитель ярких выражений. Но он сидел в «Лефортове», подошёл к начальнику тюрьмы и просился в отдельную камеру (тюрьма была полупустая) — ему пошли навстречу. Он садился и работал. Плюс в «Лефортове» колоссальная библиотека. Там правило простое: любую книгу можно выписать с воли — она остаётся в библиотеке.
— А российская тюрьма вообще читает?
— Это от условий зависит. Если есть время, койка. В «Лефортове» санаторий — там все читают. А в «Матросской тишине» условия были кошмарные, до чтения руки не доходили. Никто не читал, даже я. 130 человек в камере. Сами понимаете.
— Могу сказать, что тюрьма наложила на ваш литературный стиль отпечаток. Он жёсткий и хлёсткий, мужицкий такой. А для кого вы пишите вообще, для двух столиц или для провинции?
— Это сложный вопрос. Не совсем согласен с этим разделением. Иногда пишешь для конкретного человека. Одну я для сына написал, например. А первую — для себя семнадцатилетнего. С годами я двигаюсь к простоте — чем старше становлюсь, тем хочется писать проще. Сложным быть уже не хочется. Я однозначно не элитарный автор. Мне не интересно мнение столичных интеллектуалов. Их мало. Я хочу в Кострому. Хочу во Владивосток, Барнаул — там мои читатели. Я понял, что нужнее там.
— Недавно Захар Прилепин сказал: я бы ушёл в деревню и забылся, но страна не поймёт и не простит. Ощущаете нечто подобное?
— Ну, во-первых, я не Прилепин. А во-вторых — если я исчезну, через три года меня забудут. Если три года не пишешь — всё. Критический срок — пять лет. Где писатель Терехов? Лауреат «Национального бестселлера». А нет его. Не будет читатель бегать по книжному и спрашивать: «А Рубанов? А как мы без него?»
— А что поможет современному писателю стать классиком и прожить «посмертно» дольше пяти лет?
— Об этом вообще не надо думать. Механизма такого нет. Невозможно это всё просчитать.
— Писатель имеет шанс, если отвечает на сложные вопросы. Это вообще его работа?
— Ты рассказываешь историю. Её конструкция должна быть вечная — условно говоря, ветхозаветная. Считается, что все сюжеты восходят к дюжине прасюжетов-мифов, либо к Ветхому завету, либо к Древней Греции и её сказкам. Какой бы ты сюжет ни придумал — это всё оттуда. Вот ты пиши для человека, который, условно говоря, мексиканец, который ничего не знает ни про Рубанова, ни про русскую тюрьму, ни про Россию. А расскажи ему историю — тогда есть шанс, что книга проживёт долго.
— У русских авторов проблема. Их не понимают за рубежом.
— Да. Но это не их вина. С точки зрения Европы мы на отшибе. Допустим, на немецкий рынок литературы попасть легче, а на англоязычный почти невозможно — они читают только себя. Мы им не нужны. Мы для них — это Монголия. Представьте себе, зайдёт к вам писатель из Монголии и скажет: «Я такой роман написал!» Вам интересно будет?
— Пожалуй, да.
— А если пятеро зайдут? Целый десант со своими романами? Но меня в Европу не тянет. Хотя я переведён на шесть языков. Кто там нужен? Вот Гузель Яхина попала в струю. «Зулейха открывает глаза». А если бы Зулейха была Мариной — никто бы книгу не купил. А Зулейха есть везде.
— Что может быть там востребовано?
— Жанровая литература. Совпроза Прилепина и Рубанова — она там не котируется. Фантаст Анна Старобинец — у неё фан-клубы в Испании есть. Яна Вагнер. Хороший «сай-фай» (научная фантастика), хорошее фэнтези. Если ты это делаешь — есть шанс быть востребованным за рубежом.
— Давайте о школьной программе поговорим литературной. Кого нужно включить из писателей XXI века?
— Очевидно, что Пелевин заслужил по сумме заслуг. Захар (Прилепин. — Прим. авт.) заслужил. Классиков надо оставить всех.
— Горького выкинуть норовят, Шолохова, Алексея Толстого.
— Увы. С современными классиками всё труднее. Я, например, считал Василия Павловича Аксёнова бесспорной величиной — явным претендентом на включение. А сейчас где он? Перечитал недавно «Остров Крым» — сплошная антисоветчина. Чингиз Айтматов — его считали кандидатом на Нобеля! Такая же судьба. За себя могу сказать, никогда не возьмусь решать, что читать, а что не читать детям.
— А как сына приучали к литературе?
— Когда он шёл в книжный, бюджет был неограниченным. На «Пепси-Колу» — вот тебе 50 рублей. А в книжный — бери, что хочешь. Он, помню, комиксы взял. А вообще, чтобы приучить к книгам, надо критиковать образ жизни нечитающего человека. Постоянно вбивать в голову, что это охламон, который ничего в жизни не добьётся. В итоге сын начал читать.
— А хороший вкус как привить?
— Никак. Он у меня на серию «Сталкера» подсел — накопил 20 томов. Я ему дал настоящего «Сталкера», «Пикник на обочине» Стругацких. На, почитай, с этого всё начиналось. Он мне -- да ну, скукотища. И вернулся к своей серии.
— А есть понимание, как поколение сына завлечь своей литературой?
— Нет. Но я хочу к молодым. В эту аудиторию. Я её плохо понимаю. Но это моя писательская цель. Увлечь подростка. Ровесники меня уже неплохо знают, теперь нужно прийти к подросткам — не в детскую литературу, а именно туда в 15-18 лет. Это мне интересно.
Беседовал Сергей Рунько
Фото Сергея Семенькова
Биографическая справка
Андрей Рубанов родился в 1969 году в Подмосковье. Лауреат литературной премии «Ясная Поляна», четырёхкратный полуфиналист «Национального бестселлера». Номинации была удостоена первая же автобиографическая книга «Сажайте и вырастет», повествующая о нравах 90-х и о тюремной вехе из жизни писателя. В дальнейшем автор не стал ограничивать себя жанром реализма и не без успеха пробовался в жанре научной фантастики и славянской мифологии (последняя книга «Финист-Ясный сокол»). Входит в когорту ведущих сценаристов российского исторического кино — перу Андрея Рубанова принадлежит сценарий культового фильма «Викинг» и сериала «София».
